… раз меня отрезвило.
Я оттолкнул его и встал. Он остался сидеть на диване, тяжело дыша. А в глазах его мелькали… обида? Разочарование? Злость?.. Не знаю. Зеленющие были глаза и сверкали.
Он молчал. Я молчал тоже, стараясь справиться с дыханием. Вот оно, значит, как было. Боюсь, и меня могли бы застигнуть в спортзале, целуйся я так. Ну да, даже начнись там урок, я мог не заметить. Ну, разве что, лежа под баскетбольным кольцом. И то, не сразу.
- Что желает мой принц? – его голос сочился сарказмом. – Может быть, минет?
- Нет, спасибо.
Это его «мой принц» меня покоробило. Тоже мне, прекрасная дама. И то, как он предлагал отсосать, отчего-то было неприятно.
- На сегодня все. До завтра. Завтра приходи в пять.
Он молча встал, подхватил коробочку и вышел. А я мысленно застонал от странного чувства, так сильно напоминавшего разочарование. Услышав щелчок замка, я направился в душ. Но в этот раз и разрядка меня не порадовала. Я хотел, чтобы все было не так, совсем не так. Засада была только в том, что «как», я не знал.Утром приехали родители. И привезли неприятную новость. Всю следующую неделю у нас дома будет жить мамина двоюродная сестра. Какие-то дела у нее в столице нашей родины.
Визит дорогой тети Лены меня не устраивал сразу по двум пунктам. Во-первых, опять придется с ней таскаться, работая гидом по городу и спутником в театрах, и, во-вторых, и это было гораздо хуже, тетя Лена имеет длинный нос. В переносном смысле, к сожалению. И она очень любит его совать в дела, к ней ну никаким боком не относящиеся. Я улыбался, мысленно скрежеща зубами, соображая, что Ваничкины визиты лучше отменить. Во избежание самовозгорания. А как же.
Это, по сути, были вилы. Поскольку в школе мы не общались, домой его вести было нельзя, а на улице, в парке – ну, не смешите мои тапочки. Что мне там с ним делать? Короче, полный облом. На целую неделю.
Ваньке я объяснять не стал, обойдется. Просто позвонил и сказал, что берем недельный таймаут. Что хочу, чтобы он за эту неделю сходил в солярий. И проколол ухо. Он, скотина, напомнил мне о моем обещании. И только. Вопросов не задавал. По-моему, только рад был. Что меня, естественно, злило.
Короче, эта неделя была не из лучших. Настроения у меня не было. Я едва сдерживался, чтобы не хамить дома. Родители и тетя Лена, похоже, все списывали на «переходный возраст». Меня это устраивало.
Я обзавелся колечком в соске, а Ванька – сережкой в ухе. В школу он, правда, ее не носил, но я и не настаивал.
В школе, кстати, было чуть легче. Ванечка сидел рядом, спокойный и флегматичный. Иногда огрызался на подначки Таровского, меня почти игнорировал. Ну, по крайней мере, мне так казалось. А в пятницу меня поймала Лерка.
Она тогда попросила проводить после школы, сказала, что есть разговор. Домой идти не хотелось, и я согласился, считая, что знаю, о чем пойдет речь. На носу была важная контрольная по математике. Мне хотелось ее успокоить. Но я ошибался.
- Глеб, - она начала сразу, без предисловий, - что у вас с Котовским?
- С Котовским? – я сделал большие глаза, матерясь про себя. Лерка в очередной раз оправдала свою репутацию «Воробьянина знает все».
- Не придуривайся, я серьезно спрашиваю. Он так на тебя смотрит. Ежу понятно...
- Как он на меня смотрит? – при всей неприятности разговора, вопрос меня очень интересовал.
- Так и смотрит. Ты кстати, тоже на него смотришь. На ухо. Правое. Короче… Глеб. Я очень ценю то, что ты для меня делаешь. Поэтому, я ничего не видела и не увижу. Но будь осторожен. Если не готов к подобной славе. Ты ведь понял?
Я ее прекрасно понял. Но отвечать не стал. Перевел разговор на другое. Проводил до подъезда, как договаривались, и свалил.
Меня колотило. Я вспомнил ухмыляющуюся физиономию Сашки и его: «Знаешь, Глеб, у нас тут пидор появился». Но я ведь не пидор, верно?
Я набрал номер Ваньки, но тут же сбросил. Сотового у него не было. По домашнему о таких вещах говорить не станешь. Да и что я ему скажу? Не смотри на меня? Глупо. Он и так не смотрит. Или смотрит? Воробьянина же что-то увидела? Правда, поддержка Лерки значила многое, если та скажет, что ничего нет, все ей поверят. Но ведь, и правда, ничего же нет. Или есть?
Короче, выходные у меня были не веселые. Но если бы я знал, что произойдет в понедельник, то они были бы еще хуже.
В понедельник тетя Лена наконец свинтила, доставив мне огромное удовольствие. Сегодня нужно было позвать Ваньку и все с ним обсудить. И не только. Я хотел проверить, действительно ли меня прет от поцелуев с ним, или это было временное помешательство. Сам я склонялся ко второму варианту. Сейчас все мысли о поцелуях вызывали стойкую тошноту.
На первом же уроке я написал: «Сегодня в пять», и подвинул листок к нему. Он прочел и молча кивнул. А я увидел зеленую искорку, на мгновение показавшуюся из-под волос. Честно говоря, я офигел. Я был уверен, что Ванька не станет носить серьгу в школу. Да и не было ее в предыдущие дни.
А потом стало еще хуже, поскольку он взял листок, чиркнул на нем пару слов и подвинул ко мне.
«Я соскучился», - увидел я.
Я быстро спрятал листок, резко ставший вполне себе компроматом. Надо было как-то объяснить Ваньке, что он ведет себя недопустимо, но я не знал как. Не поэму же ему писать, верно? А на переменах мы не общались.
Короче, я решил все объяснения оставить на вечер и попытался вернуться к тонкостям ценообразования в развитых странах. Получалось, честно говоря, хреново.
Недопустимо? Я действительно так сказал? О нет, я еще не знал, что такое «недопустимо».
Короче, еще два урока я жил почти нормальной жизнью, а потом, на литературе, Ванька вдруг сказал, что забыл учебник. Я точно помнил, что видел оранжевую корочку в его сумке, но, естественно, спорить не стал. Литераторша, язвительно заметив, что такие вещи надо решать самостоятельно, посоветовала этому уроду попросить меня поделиться своим. И Ванечка тут же с готовностью подсел ко мне ближе и сделал вид, что погрузился в вопросы к тексту. Я сначала не понял этих его маневров, хотя утреннее «соскучился» и взгляд Лерки сейчас, меня не радовали. Но к моему ужасу, это было только начало. Ванечкина рука под защитой парты, закрытой с трех сторон, легла на мою ширинку и аккуратно погладила. Он улыбнулся, поймав мой ошарашенный взгляд, и погладил меня еще раз, более настойчиво. Он, сука, умел это делать. Я чувствовал, как внутри нарастает совершенно не нужное мне возбуждение.
- Ты охуел? – выдохнул я едва слышно.
Эта скотина едва заметно покачала головой, сохраняя совершенно отвлеченное выражение лица, так что стороны казалось, что Ванечку занимает исключительно текст. А тем временем его рука продолжала свои манипуляции. Во мне поднималась паника, и не только паника, к сожалению. Я готов был убить это чудовище, сидящее рядом, но он действовал еще с большей уверенностью. И тут Анна Федоровна задала вопрос, обращаясь ко мне. И это был полный финиш.
На мое счастье на уроках литературы отвечать можно было и сидя. Что обычно и делали.
Остатками мозгов я понял, о чем шла речь, и даже смог довольно внятно ответить. И голос мой звучал спокойно, о чем горжусь до сих пор. Мое персональное наказание даже бросило на меня уважительный взгляд, но действий своих не прекратило. В итоге я просто схватил его руку, пользуясь тем, что литераторша занялась кем-то другим.
- Прекрати, - прошипел я, уже ни на что не надеясь. – Немедленно.
Как ни странно, подействовало. Ванька руку убрал и слегка отстранился. Конечно, всех проблем это не решило, возбудить он меня успел крепко. Пах отчаянно ныл, я был отчаянно зол, а урок все тянулся и тянулся.
Слава богу, меня больше не спрашивали. Второй раз подобный подвиг мне было не повторить. К концу урока возбуждение почти прошло, а злость осталась, и даже усилилась. Мне казалось, что я Ваньку просто порву на части.

Литература была последней. Я быстро собрал все вещи, и, не глядя ни на кого, потопал к выходу, решив поймать Ваньку на пути к его дому.
Это было не трудно. Трудно было сохранять спокойный тон, идя рядом.
- Какого хера ты себе позволяешь?
- А что такого? - сделал он удивленные глаза.
- Если ты еще раз…
- Глеб, - прервал он меня, остановившись. – Ты уверен, что хочешь все это обсуждать прямо здесь и сейчас? Кругом люди.
- Мне плевать, - я чуть сбавил громкость, - я просто хочу сказать…
- Глеб. Ты хочешь объяснений?
- Да, твою мать, я хочу объяснений!
- Хорошо. – Он заправил за ухо прядь и солнечный свет заиграл на маленьком камушке, - ты их получишь… видишь ли…
Он неторопливо пошел вперед, а я, понятное дело, за ним.
- Я тут подумал… и понял… я не боюсь огласки, Глеб, – он снова остановился и заглянул мне в глаза, прежде чем закончить, - в отличие от тебя.
Я молчал, пытаясь переварить, что он тут плетет, а он, помедлив, продолжил:
- В конце концов, мои родители уже в курсе. Они это пережили. В отличие от твоих. И, как травят в классе, я тоже, в принципе, знаю. Я это уже прошел. Ну, неприятно, да. Но я переживу. А вот на счет тебя – не уверен.
- Какой огласки? Я не педик!
- Ага, не педик. И это говорит человек, добровольно и с удовольствием целовавшийся с парнем, человек, который просто тащится от минета в исполнении парня, которому нравится смотреть, как другой дрочит. Да, кстати, и еще тот, кто совсем не против, когда дрочат ему. Прямо на уроке. В общем-то, при всех. Конечно, не педик.
- Я был простив!
- Но ты не возмущался. Ты не отпрыгнул от меня и даже не удивился, ведь так? Сидел и делал вид, что все в порядке. Хорошо, когда кто-нибудь это увидит, ты всем объяснишь, что ты не педик.
- Увидит? – У меня подкосились ноги, и я опустился на вовремя подвернувшуюся лавочку.
Ванька сел рядом со мной.
- Да, я собираюсь это проделывать регулярно. До тех пор, пока кто-нибудь не обнаружит. Или ты сам себя не выдашь. А если ты завтра отсядешь, то я просто расскажу всем, как и что между нами было. У меня сохранилось парочка листков с нашими разговорами. Ну и вообще, я найду, как и чем доказать. Веришь?
Я ему верил. Я смотрел на эту суку, в его бесстыжие глаза, и понимал, что верю. Мой мир рушился на глазах, и я ничем не мог помешать.
- Зачем? - спросил я, наконец, хотя, вопрос был глупый. Ванька банально мстил. И месть вышла удачной.
- Зачем? – улыбнулся он. – Я, в отличие от тебя, знаю, зачем. И я знаю, чего хочу.
- И?
- И хочу я трахнуть тебя, Глеб. Хочу нормального полноценного секса. Не беспокойся, я умею. Возможно, тебе даже понравится.
- Но ты же…- выдавил я разом севшим голосом, - с этим… с Артемом…
- А кто тебе сказал, что я был снизу?
Я молча смотрел на него, уже зная, что соглашусь. Но, видимо, привычка сохранять лицо в сложных ситуациях меня не покинула, так что Ванька на мгновение явно засомневался в своей победе. Его улыбка слегка поблекла.
- Глеб, - сказал он тихо, - это может быть классно. Обоим. Я научу тебя, Ведь до этого тебе все нравилось.
Ну, на минуточку, мне нравилось не все. И не всегда. Но говорить сейчас об этом было бессмысленно.
- Глеб, если ты согласишься, я буду беречь нашу тайну. Я даже отсяду от тебя, слышишь? Ни одна собака не узнает. Хорошо?
Я вспомнил о Лерке Воробьяниной. Она знала. И предупреждала ведь. Только поздно.
Глаза Ваньки сузились.
- Ну, как хочешь.
Он встал, собираясь уйти.
- Подожди.
Он тут же послушно замер, на мгновение превращаясь в знакомого мне Ваньку, в моего Ванечку.
- Мне нужно подумать.
- Хорошо, - покладисто согласился он, - ты же звал меня сегодня в пять? Я приду. Там и обсудим.

Он ушел, а я остался сидеть на лавочке, мало что соображая. Единственное, что я понимал, что, вроде бы, еще ни на что не подписался. Хотя, утешение было слабым. Не подписался сейчас, подпишусь вечером. А что мне еще оставалось делать?
Я встал, чтобы идти к себе. Школьная сумка вдруг стала весить кило на десять больше, я еле тащился к дому. На перекрестке чуть не шагнул под машину, только резкий звук клаксона привел меня в чувство. Блин, из-за этого неблагодарного урода я чуть под колесами не оказался. Он бы, наверное, решил, что это из-за него. Ну, что я предпочел… как это… честь, а не жизнь. Я невесело усмехнулся.
Начался дождь, и к довершению моих несчастий я еще и вымок, как собака, пока, наконец, оказался дома.
Переодевшись и высушив волосы, я сварил себе кофе и сел думать. Ничего умного в голову не шло. И вообще, навалилась какая-то тупая безысходность. И обида. Я понимаю, что звучит глупо, но я на Ваньку обиделся. Если ему так все не нравилось, мог просто сказать, верно?
Время шло, а я все так же сидел. Забытый кофе давно остыл, а я так ничего и не придумал. Я поставил чашку в мойку, так и не сделав ни глотка, и пошел в свою комнату. Залез в сеть.
Ванька, как и обещал, пришел в пять. Я несколько секунд боролся с собой, желая сделать вид, что меня нет дома. Но это было… малодушно, что ли. К тому же, ничего не меняло. Так что я впустил его и пошел в свою комнату. Дорогу он и сам знал.
Ванька зашел почти следом, аккуратно прикрыл дверь и вопросительно посмотрел на меня. Его глаза оставались такими же красивыми, только меня это больше не трогало. Я молча стоял, не опуская взгляда, желая, чтобы он это сделал первым. Но Ванька шагнул ко мне совсем близко, все так же глядя в глаза.
- Глеб? Ты подумал?
- Да.
- И?
Я молчал. Ванька терпеливо ждал. В какой-то момент пауза уж слишком затянулась, но я все еще не мог выдавить ни слова. И вдруг меня снова накрыла злость: на себя, что такой дурак, надо же было так подставиться, на Ваньку, с шахматной точностью разыгравшего свою партию. Я рванул его к себе и снова впился в губы. А что мне теперь терять, а?
Я думал, он станет сопротивляться, ведь сейчас ему уже не нужно делать вид, что его это устраивает. Я ждал его протеста с затаенной радостью, так как знал, что сильнее, и вырваться у Ваньки, если я того захочу, вряд ли выйдет. Но он как-то обмяк и растекся в моих объятиях, вместо того, чтобы попытаться оттолкнуть. Его губы принимали мои, не такие уж нежные, поцелуи, мягко отвечая. Я внутренне зарычал, мне хотелось, чтобы он боролся, мне хотелось сломать его, хотя бы сейчас. Но Ванька и тут меня обломал. Он сам прижался ко мне ближе, случайно задев еще не до конца заживший пирсинг. Теперь я взвыл в голос и сам оттолкнул его. Черт, если бы я знал, как это будет больно, то ни за что бы не сделал этот дурацкий прокол. Каждый раз, обрабатывая ранку, я клял Ваньку на чем свет стоит, и то, что тот сам наверняка задолбался, каждый день вытаскивать из свежей дырки сережку, а потом вставлять обратно, служило слабым утешением.
Ванька понял, отчего я так скривился.
- Больно? – спросил он.
- Да, - не стал отрицать я.
- Дай посмотрю, - сказал он очень тихо и потянул футболку вверх. Я ему позволил. Чего уж там теперь.
Мы как-то незаметно оказались на диване, и Ванька стал разглядывать воспаленную ранку.
- Бедный, бедный Глеб, - протянул он.
Я не заметил ехидства, хотя оно должно было быть. В конце концов, из-за кого я сейчас терплю такие муки? И физические и моральные. Чертов Ванька.
А он подул на сосок и еще раз. Потом поднял голову.
- Глеб, что ты решил?
- Если это единственный способ избавиться от тебя, я согласен.
Он чуть- чуть отстранился. Закусил губу, снова припухшую.
- Нет, я не буду тебе обещать, что ты от меня избавишься. Ну, то есть, в школе, если хочешь, я отсяду. Но… вне школы… ты мне нравишься, Глеб, ты мне нужен. У меня все внутри горит, когда я о тебе думаю. И ты сам это сделал. Ты сам меня соблазнил.
Крыть было нечем. Ну, конечно, эта сука все передергивала, но формально он был прав. И спорить - только зря сотрясать воздух.
- Ты хочешь сказать… ты собираешься… это потом повторять?
- Спать с тобой? Да. Я же сказал, ты мне нравишься. И тебе понравится, я постараюсь.
Я прикусил язык, чтобы сдержать возмущенное «Я не педик». На самом деле, я был в отчаянии. Ну, в таком глубоком темном отчаянии, которое заставляет делать всякие глупости. На мгновение я подумал, что если бы мне захотелось, я, наверное, смог бы убить Ваньку. Способов масса. Например, позвать принять ванну и скинуть туда работающий фен… или еще что-нибудь устроить. Только это все глупости, конечно, и труп никуда не денешь, и… остатки мозгов мне подсказывали, что подобный вариант несет гораздо больше проблем, чем согласие на то, чтобы Ванька… на его предложение, короче.
Он видел мои сомнения. Конечно же. Хотя и не знал, о чем именно я так упорно размышляю. Хотя, думаю, считал, что знает. Он облизал губы и снова придвинулся ко мне.
- Глеб, иди сюда.
Его губы оказались на моей шее. Мягкие, нежные, ласкающие. Язык лизнул кожу. Я с трудом сдержал невольную дрожь. Но внутри меня здорово потряхивало. То ли от отвращения, толи… наоборот.
Я понял, что Ванька…ну, намерен… прямо сейчас.
Я отстранился. А он как-то догадался, о чем я думаю и подтвердил мои мысли:
- Глеб, давай, а то ты себя накрутишь, если мы все это отложим. Сам ведь измучаешься. У тебя родители во сколько приходят?
- После восьми.
- Тогда не будем терять времени, его у нас мало, - он встал и, направляясь почему-то из комнаты, добавил, - разложи диван. Так будет удобнее.
Я несколько ошалевшим взглядом наблюдал, как он выходит. В душ он что ли пошел? Я так и сидел, не делая попыток выполнить Ванькину полупросьбу-полуприказ, когда он быстро вернулся обратно, зажимая что-то в руке.
- Ну, Глеб… - он небрежно положил на стол пачку презервативов и какой-то тюбик и взял меня за руку.
При взгляде на то, что принес Ванька, меня захлестнула паника. До сего момента я где-то внутри ожидал, что это просто такая шутка. Жестокая шутка, но в этом смысле Ванька в своем праве. Но он был серьезен.
Я как во сне встал, позволяя Ваньке самостоятельно разобраться с диваном, потом сел обратно.
Ванька вздохнул и, потянув к себе, опрокинул на спину и снова стал целовать.
Мне так срочно нужно было отвлечься от того, что лежало на столе… презервативы, смазка… что я с каким-то отчаянием стал ему отвечать. Но забыться не получалось. Он это понял и с едва слышным вздохом отстранился. Снял футболку.
Солярий Ванечка все же посещал. В ту неделю, когда мы не общались. Сейчас его тело покрывал ровный загар, даже…- он продолжал раздеваться – даже от плавок следов не было. Красивое у Ваньки было тело, пропорциональное. Можно даже сказать, изящное. Но вся проблема была в том, что это тело ну совершенно, ну не капельки меня не возбуждало. От слова «совсем». А вот у него стоял.
Он потянулся к моей футболке, и я ему это позволил. Даже поднял руки, чтобы ему было удобнее. Он действовал очень бережно, никак не задев мой злосчастный пирсинг, потом занялся ремнем на штанах. Я, сцепив зубы, позволил ему и это. В чем-то то, что Ванька разделся первым, меня утешало. Было бы куда хуже, если бы он оставался полностью одетым, просто раздев меня. Хотя, куда уж, блин, хуже…
Тут я вовремя вспомнил анекдот об оптимисте и пессимисте. И, поняв, что может быть еще хуже, быстро встал и закрыл дверь. Что, в общем-то, тоже глупо. Дверь на щеколде почти заменяла табличку «Не хочу, чтобы меня застукали», но, все же, это давало иллюзию некоторой защищенности.
Ванька с одобрением следил за моими действиями. А как только я вернулся обратно, он снова начал меня целовать.
- Какой ты красивый, Глеб, - выдохнул он, лаская языком мое ухо.
В других обстоятельствах мне, возможно, это бы и польстило, но не сейчас. Я тратил все свои силы, чтобы не заорать и не сбежать с этого проклятого дивана. И я бы все таки свалил… если бы было куда.
- Расслабься, - его ладони легли на мои плечи и аккуратно заскользили вниз, - что ты такой напряженный? Просто каменный.
Я набрал воздуха и посмотрел ему в глаза.
- Слушай, давай ты сделаешь, что хотел, и отвалишь уже? Я не собираюсь заниматься с тобой любовью.
Глаза Ванечки сузились:
- То есть ты хочешь, чтобы я просто по-быстрому тебя трахнул?
Ну, слово «хочешь», тут явно не в тему, но, в целом, он уловил мою мысль верно. И, похоже, обиделся. Смешно.
Движения его стали более отрывистыми. А голос жестким.
- Повернись, встань на колени. Да, вот так.
Я чувствовал себя полным идиотом. Поза была такая… глупая… из груди моей рвался смех, я понял, что это истерика. Потом неудачно мазнул грудью по дивану и взвыл от резкой боли.
- Ты что? – Ванька аж вздрогнул, - я же еще ничего не делал.
А я сел на колени и смотрел на свой многострадальный сосок. Тонкая кожица снова лопнула. Показалась капелька крови.
- Горе ты мое, - вздохнул он, и, наклонившись, слизнул каплю.
Его теплый язык вместо того, чтобы доставить новую порцию боли, неожиданно ее почти успокоил.
- Ложись на спину, - снова мягко сказал Ванька. – Так даже лучше. Я хочу видеть твое лицо.
В порно рассказах, изученных мною в порядке самообразования, такая поза считалась не слишком удобной, и для первого раза подходила не очень, но мне было все равно. Пиздец, он и в Африке пиздец, независимо от позы.
Ванька взял в руки тюбик с гелем и выдавил часть на пальцы. Смотреть на это было невыносимо, и я закрыл глаза. Что тоже было далеко не фонтан, поскольку теперь я чувствовал каждое его прикосновение еще ярче.
Он не стал сразу лезть ко мне в задницу. Сначала обвел пальцами мошонку зачем-то. Ткнулся носом, вдохнул запах. Ну, блин, педик и есть. Я почувствовал его скользкий палец меж ягодиц. Не внутри пока, но все равно ужасно. Я весь рефлекторно сжался.

 - Расслабься, Глеб, расслабься, - шептал Ванька, - какой же ты трудный все-таки.
Я честно старался расслабиться. В конце концов, я не мазохист. И знаю, что если напрягаться, будет гораздо больнее. Но мысли мыслями, а телу было пофиг на мои рассуждения. Оно не желало того, что с ним собирались сделать. И сопротивлялось. Изо всех сил.
Ванька вздохнул и, наклонившись, всосал мой член. У меня сейчас не стояло, поэтому он поместился в его рте почти полностью. Я почувствовал его язык, мягко ласкающий ствол, и пальцы, играющие мошонкой.
Это, конечно было гораздо приятнее, а главное, несколько откладывало экзекуцию. Мой член явно ожил. Я резко выдохнул, выгибаясь, но тут Ванька, ободренный моей реакцией, засадил в меня палец.
На самом деле, это оказалось не больно. Ощущения были странными. Не сказать, что приятные, но и ужасными назвать их было нельзя. Именно что, странными, непривычными. К тому же Ванька своим чертовым языком меня здорово отвлекал. Спасибо ему большое.
Я постарался сосредоточится только на ощущениях от его рта. Все-таки, Ванечка большой спец, теперь я могу сказать это точно. Сейчас мне не била сперма в голову так, чтобы я совсем ничего не соображал, как это было раньше. И я мог по достоинству оценить его действия.
Пальцы, двигающиеся у меня в заднице, отвлекали. Я сказал «пальцы»? Да, уже явно не один. Тело тут же пыталось сжаться обратно, но ему очень мягко не дали. Ванька перестал двигать рукой, оставаясь в моем теле, и вытолкнуть его я не мог.
И снова эти губы. Да, нужно думать только об этом. Ванька начал сосать, перекатывать языком головку. Потом выпустил член изо рта полностью, издав влажный чмокающий звук.
- Хороший мой, сладкий... – прошептал он мне в живот, но я услышал.
Он стал беспорядочно осыпать меня поцелуями. Туда, куда мог дотянуться, но это было не столько приятно, сколько щекотно.
- Слушай, - вдруг услышал я собственный голос, - не тяни уже.
Он замер. Поднял голову, чтобы посмотреть на меня. Глаза его сейчас были очень темными, сережка в ухе сверкнула зеленным огоньком. Мне показалось, что он разочарован. В любом случае, в его дальнейших движениях сквозило нечто такое. А, может, у меня просто глюки.
Он вытащил пальцы и потянулся за презервативом. На это я тоже смотреть не хотел. Я закрыл газа, но, черт возьми, все прекрасно слышал. Как шуршала упаковка, как с легким шелестом скользила резинка… Я лежал, стараясь просто дышать ровно, и думал о том, что это вообще не я. А я – далеко. Лежу себя на пустынном пляже… и сплю. И снится мне сон… Блин!
Ванька переместился и навис надо мной. Я почувствовал прикосновение. И это уже были не пальцы. Он слегка поерзал, заставляя меня чуть шире раздвинуть ноги, потом надавил. Очень, очень медленно. Я снова весь сжался. И с каким-то наслаждением понял, что у него, несмотря на всю подготовку, не получается. Мои мышцы его не пускают.
- Глеб, - позвал он.
Я молчал, сжавшись еще сильнее, уже намерено. Глаз не открывал.
- Твою мать! – выдохнул Ванька и, потянувшись, довольно резко дернул меня за колечко в соске.
Боль была адская. Я выгнулся, вытаращил глаза и заорал. И тут меня накрыло новой болью. На этот раз совсем в другом месте. Этот гад, воспользовавшись тем, что я отвлекся, грубо вставил мне по полной.
Я пытался его отшвырнуть, избавиться от него, но он навалился сверху и не давал мне такой возможности. Этот конь, оказывается, довольно много весил, и позиция у него была выгоднее… Да уж, выгоднее… блин.
Ванька удерживал меня и сам не двигался. Лежал, придавив меня к дивану, и хрипло дышал. Зрачки у него сейчас казались просто огромными.
- Глеб… блядь, Глеб…
Вот уж точно, «блядь».
Мне было ужасно стремно, и даже боль не отвлекала. Она стала не такой сильной, сменившись скорее жжением. В обоих пострадавших местах. Ванька стал двигаться, все повторяя мое имя, а я отвернул голову, чтобы не встречаться с ним взглядом. Глаз я не закрывал, стараясь визуальной картинкой отвлечься от ощущений. Смотрел на шкаф, на узкий розовый луч заходящего солнца на стенке.
Ванька стал двигаться резче, и боль накатила снова, но это, почему-то, больше не имело значения. Я смотрел на розовую полоску света и уплывал куда-то далеко-далеко, а в грудь заползала пустота. Мертвая такая, но так было легче. С каждым Ванькиным толчком пустота проникала все дальше. А я раскрывался ей. Заодно, видимо, раскрываясь и Ваньке, поскольку он снова стал целовать меня, куда попадет, а сам лихорадочно шептал:
- Глеб, хороший мой, жаркий такой, тесный… да, Глеб, вот так!
В какой-то момент он со стоном притиснулся ко мне совсем вплотную, задев что-то внутри, что ударило меня словно током. Ощущение было не очень приятным. Уж слишком сильным. А Ванька навалился сверху. И замер.
Он был мокрый как мышь, его хриплое дыхание щекотало мне шею. Он поднял руку и, с силой повернув мою голову, стал целовать. Я раскрыл рот, позволяя ему что угодно. Меня это не волновало.
В какой-то момент до него, видимо, что-то дошло. Он слегка отстранился и выскользнул из меня. Вот это ощущение было даже приятным. Если на свете еще оставались приятные ощущения. Но я никак не отреагировал. Зачем?
Ванька возился рядом. В ход пошли влажные салфетки. Он и их откуда-то взял? Я почувствовал холодное прикосновение к заднице. В смысле, к самой пострадавшей ее части. Ванька поднял мне ногу, обтирая все вокруг. Я и это ему позволил. Пусть.
- Глеб, - позвал он несколько неуверенно.
Я перевел взгляд на него. Мы некоторое время молча смотрели друг на друга. Сейчас он отвел глаза первым. Но мне это тоже было до лампочки. Я продолжал смотреть в ту же точку. Видя, как Ваньке становится все неуютнее.
Он закусил губу, вновь посмотрел на меня и вытянулся рядом. Прижался, обнял. Я был не против. Пусть. Сейчас это все не имело значения. Вообще ничего не имело значения. Даже если бы на пороге возникли родители, не думаю, что я сильно бы расстроился. Я просто разучился. Вот такая вот психотерапия. Лекарство от негативных эмоций. Ебля в задницу. Патент доктора Ивана Котовского.
Ванька лежал рядом и гладил мое тело. Пробегая пальцами от шеи до паха, обводя рельеф мышц. Играя со здоровым соском. А меня интересовало только одно: он вообще уйдет сегодня? Или решил, что, как честный человек, теперь должен на мне жениться? Я бы предпочел первое. Хотя, по большому счету, и это мне было безразлично.
Ванька приподнялся, снова глядя на меня.
- Так, - сказал он задумчиво.
А потом резко дал мне по лицу. Наотмашь.
- Ты сдурел? – вскинулся я.
- Уже лучше, - отметил он и занес руку во второй раз. Я ее перехватил, разумеется. Бить по морде - это уже слишком. Мы молча боролись, я сжимал его руку все крепче, с удовольствием понимая, что на коже останутся синяки. Для верности я сжал еще чуть сильнее. На его верхней губе снова выступил пот.
- Ты… решил… оторвать? – поинтересовался он.
- Оторвать бы тебе что другое, - ответил я, а Ванька отчего-то расцвел, словно я ему тут комплимент отвесил. Я тут же решил, что идея с «оторвать» не так уж плоха.
А Ванька скользнул вниз, к моему паху, и прижался лицом.
- Погоди, Глеб, я исправлюсь, - сообщил он, явно обращаясь не ко мне, а… скажем так, к одной моей части.
Он тут же стал выполнять обещанное. Я отпустил его руку, на которой, действительно, остались ярко красные пятна.
- Глеб, хороший мой, – Ванька стоял рядом на четвереньках и вылизывал мой член. С большим энтузиазмом и нежностью.
- Ты уйдешь отсюда когда-нибудь? – поинтересовался я.
- Угу, - сообщил он невнятно – сейчас его рот был занят.
Потом, на время выпустив мой член изо рта, добавил:
- Это компенсация. За... моральный ущерб.
- И физический.
- И физический, - покладисто согласился он, возвращаясь к прерванному занятию.
Честно говоря, не думал, что у меня встанет. Вернее, не так. Я не думал, что получу от этого большое удовольствие. Моя новая подружка Пустота очень скрадывала ощущения. Но, именно поэтому, я и позволил Ваньке делать все, что он хочет. Главное, чтобы убрался до прихода родителей. Пугать их, все же, нехорошо.
Но Ванька опять меня удивил. Сейчас, когда я понимал, что самое страшное позади, и трахать меня больше никто не будет, тело наконец-то расслабилось и поверило, что его ласкают просто так, а не с далеко идущими намерениями. И отозвалось. Да как-то вдруг так резко, что внутренняя пустота и безразличие разлетелись брызгами цветных осколков.
Ванечка трудился над моим членом, но дело было не в этом, а в том, что он вдруг резко потянул меня за руку, заставив сесть, сам переместился вниз, на ковер у дивана и, вот так, не выпуская меня изо рта, посмотрел мне в глаза. Как это было в моем сне. Один в один. Только татуировки на плече не хватало. Я еще подумал, что татушка – дело наживное, надо только решить, клевер это будет или конопля, но мы еще разберемся, верно? А потом я кончил в таком ослепительном оргазме, куда там снам. И боль в заднице меня ни капельки не отвлекала.
Сейчас он не отстранялся, проглотил почти все, а остатки вылизал. Потом сел рядом. Просто сел, не глядя на меня. Я лежал на спине, так и свесившись ногами с дивана, и разглядывал тонкие Ванькины позвонки. Потом протянул руку и провел по ним пальцем. Ванька вздрогнул и обернулся.
Глаза у него были… не знаю, как объяснить. Словно он боялся что-то увидеть, и в то же время напряженно вглядывался.
- Глеб?
- Тебе пора, Вань, - сказал я мягко. Теперь я мог себе это позволить.
Он кивнул и молча стал одеваться. Надежда, горевшая в его глазах, потухла.
Я тоже оделся. Вышел его проводить. Задница напоминала при каждом шаге, чем именно мы тут занимались. «Глеб – педик», - утверждала она, и я не находил слов, чтобы с ней спорить. Да и кто в здравом уме будет спорить с собственным задом? Этот вечер явно покосил мою крышу.
Пустота, маленьким осколком затаившаяся в груди, призывно подмигивала. Я мысленно показал ей язык.
У порога он обернулся, желая то ли сказать что-то, то ли спросить.
- Ты не приходи больше, Вань, - сказал я. И он резко дернулся, лицо его стало жестким. Он точно хотел что-то ответить, но я не дал. Приложил палец к его губам и закончил:
- Пока не сделаешь татушку на плече. Эскиз я тебе пришлю почтой...