Ах, это сладкое слово власть
- Да, кстати, еще новость, - Сашка сделал ленивый глоток пива, - знаешь, Глеб, у нас тут пидор появился.
- В смысле?
- Я знаю, вы там, в вашей Москве привычные, а нам тут в диковинку…
Я не стал его разубеждать. По мнению Сашки, в Москве каждый второй – гомосексуалист. А каждый третий катается на тачке за миллион долларов. Ну и так далее. Здесь, в Льгове, Москва кажется чем-то запредельно нереальным. А про пидора было интересно.
- Ну, вот и у вас все, как у людей... Кстати, а ты откуда про него знаешь? Проверял, что ли?
- Скажешь тоже, - Сашка фыркнул, чуть не подавившись пивом, - не проверял. Я тебе не гомик… Его видели, как он парнем из 11 "В" обжимался. Говорят, дрочили друг другу. В спортзале.
Сашка с видимым удовольствием излагал подробности этой истории, вероятно, половину додумывая на ходу.
-… вот так и было. Повезло им еще, что перед самыми экзаменами все случилось. А теперь, короче, этот Смирнов выпустился уже. Уехал куда-то учиться, а Ваньке еще год в школе кукарекать. Даже жаль его, теперь совсем жизни не дадут… - в Сашкином голосе жалости не было. Скорее предвкушение.
Честно говоря, я совершенно не сочувствовал неведомому Ваньке. Во-первых, сам идиот, раз попался. Во-вторых, так ему, гомику, и надо. Нормальные парни обжимаются с девушками, и совсем не против, если их застают за этим в спортзале, верно?
Через пару дней Сашка даже показал мне этого придурка. Оказывается, он жил через пару домов от моего приятеля.
Встреча меня разочаровала. Парень был явным ботаном-очкариком, да еще прыщавым. И у кого на него только встал? Наверное, второй был еще хуже. В общем, я окончательно потерял интерес к этой истории. А тут и мой обязательный месяц у бабушки во Льгове закончился, пора было возвращаться домой.
Весь август и неделю сентября мы с родителями провели во Франции.
Париж, Лазурный Берег, замки Луары… В общем, про прыщавого Ваньку я забыл окончательно. Так что даже не сразу узнал его в очкарике, сидевшим за моей законной партой, второй в ряду у окна.
- Что это за чучело? – осведомился я у Лерки Воробьяниной, когда обнаружил вторженца. Мне быстро объяснили, что это – новенький. Зовут Иван Котовский. Сюда его посадила классная, пока меня не было. Чучело по имени Иван Котовский посмотрело на меня сквозь очки и пожало плечами:
- Свободных мест больше нет, я бы пересел…
И вот тут я осознал, кого перед собой вижу.
Первым моим порывом было сообщить, что с пидорами я за одной партой не сижу, я даже открыл рот, но сказать ничего не успел. Начался урок.
Как назло, это был английский. С англичанкой мы не дружили давно, и за лето она ничего не забыла. Как и не стала ни симпатичнее, ни добрее. Вместо приветствия она поинтересовалась, намерен ли я стоять столбом весь урок или все же соблаговолю сесть. Я ответил, что тоже рад ее видеть. И соскучился за лето. Мы еще перебросились парой фраз, на английском, понятное дело - на другом языке на этом уроке не разговаривали – и она переключилась на Таровского. Второго «антилюбимчика».
Оказалось, что за какую-то неделю они успели многое пройти, пришлось отбросить мысли о нежелательном соседстве и втыкать в учебник. На перемене чучело куда-то слиняло, и отношения мы так и не выяснили. И потом как-то не сложилось. Орать на весь класс «Я не сижу рядом с пидором», когда ты уже два урока с ним отсидел, как-то глупо, верно? В общем, я промолчал. К тому же мест действительно больше не было.
Я исподволь его разглядывал, пытаясь понять, чем педики отличаются от нормальных парней. Что бы там не воображал Сашка, но вот так, нос к носу, я раньше с геями не встречался. И в этом Котовском ничего такого не было. Ну, явный ботан, ну очкарик. От прыщей он, кстати, избавился. Даже следов не осталось. Стрижка уродская, вернее, ее полное отсутствие. Никакой особой манерности. Одет так себе. Старательно, но без огонька.
Вообще-то интересно, каким образом он из своего Льгова перенесся в Москву, да еще попал в наш достаточно непростой класс. Надо бы у Воробьяниной спросить, она всегда все знает.
Воробьянина действительно все знала. Оказывается, чучело у нас имеет родственников. А именно, одна из завучей у нас тетка. Вот ведь. Тогда понятно. А так же понятно, почему к нему особо никто не цепляется - Вера Григорьевна дама строгая. Это если корректно. А если по правде – стерва еще та. Понятно. Хорошо, что я промолчал про пидора. Или нет? Ладно, посмотрим.
Всю неделю я приглядывался к соседу. Пытаясь поймать его на «пидорасности», но тот вел себя как нормальный. Хотя нет, пару раз ловил мой взгляд, смотрел странно. За этими его стеклами дурацкими выражения глаз толком-то и не рассмотреть. Но приставать он никак не пытался. Мне в какой-то момент даже обидно стало. Я, между прочим, один из самых симпатичных парней в этом классе. Ну, Таровского мы не учитываем, конечно, у него вообще модельная внешность. Даже с перебором. Но я тоже ничего. Девчонкам нравится. А этому чувырле хоть бы хны…
Тайна моего соседа жгла язык, но делиться ею я не торопился. Отец однажды, в очередной попытке приобщить меня к тайнам семейного бизнеса, сказал: «Самое ценное в этом мире - информация». Он сказал, а я запомнил. А сейчас соображал, как бы получше этой информацией распорядиться.
Через месяц меня осенило. Как раз тогда, когда отец сообщил, что они с мамой улетают по делам на неделю. Это тоже, кстати, была полезная информация. В том смысле, что скажи я это в классе, и отбоя не будет от предложений устроить вечеринку. При всей нашей припонтованности отдельной квартиры ни у кого пока не было.
Но информацией я решил распорядиться иначе, и про квартиру, и про пидора. Я не знаю, какая муха меня укусила, и почему в тот момент мне идея казалась шедевральной… если бы я кололся, можно было бы списать на наркотическую тупость, но ведь нет…
Короче, на одном из уроков я написал записку и подвинул ее чучелу. Там было несколько слов, невинных, в общем-то, но чучело вздрогнуло и посмотрело на меня.
«Я знаю, что случилось в Льгове, в спортзале».
Глаза за стеклами сейчас казались круглыми. Сосед отвернулся, но проблемы, обсуждаемые на уроке, его явно перестали интересовать. Он сидел и тупо пялился в тетрадь. Наверное, проклинал свою судьбу, так паршиво его отправившую в наш класс, а, может, гадал, откуда я про него знаю… в общем, через некоторое время он взял листок и, черкнув на нем, подвинул ко мне.
«И?»
«И больше никто не узнает, если мы договоримся»
«Чего ты хочешь?»
А вот здесь я несколько завис. Честно говоря, я сам толком не знал, чего хочу. Просто пьянило ощущение власти, пусть и над таким жалким чучелом. Мне доставляло почти физическое удовольствие наблюдать, как дрожит его рука, как он закусывает губу, пытаясь сделать вид, что слушает химичку. К сожалению, именно в этот момент меня вызвали к доске, обломав кайф, но я знал, что чучело ждет, когда я вернусь, гораздо сильнее меня. И это тоже было приятно.
На этом уроке я ему больше ничего не написал. И на перемене не выказывал желания пообщаться тет-а-тет. Тот явно волновался все сильнее. Хотя в руках себя держал. Я его даже слегка зауважал.
«Придешь ко мне в шесть. Там и поговорим», - написал я на последнем уроке.
Он быстро ответил:
«Адрес?»
Я написал. Можно, конечно, было заставить его искать адрес самостоятельно, но я понимал, что если он сделает это слишком явно, народ может обратить внимание, а вот уж лишнего внимания мне совершенно не требовалось.
Честно говоря, я сам не знал, зачем его зову и что буду делать. Мне просто нравилось ощущать его зависимость, нравилось держать в руках его… ну не жизнь, конечно, но благополучие, как минимум. В общем, я ждал шести, размышляя, как себя вести и что требовать. У меня мелькало несколько идей, но, подумав, я все же решил действовать по обстоятельствам.
Он пришел ровно в шесть. Консьержка предупредила, что ко мне гость, но я заранее открывать дверь не стал, наоборот, еще сделал паузу после того, как протренькал звонок.
Уже потянувшись к замку, я вдруг ощутил укол какого-то дурного предчувствия или даже страха, но буквально через мгновение все прошло.
Он был одет так же как в школе, зашел, встал у порога. Я кивнул и сказал:
- Разувайся, проходи.
И пошел в гостиную. Он молча послушался. «Послушался…» - какое сладкое слово. Я сел в кресло, а он остался стоять. И почему-то это было правильно.
Повисла пауза.
- Ну, - сказал он, наконец. – Я пришел. Чего ты хочешь?
Голос его звучал несколько хрипло. Мне это нравилось.
- Сядь пока, - распорядился я, и он снова подчинился.
Я смотрел на него, размышляя. Нет, он меня совсем не привлекал. Одна из идей, которую я обдумывал до его прихода, была возможность проверить свою бисексуальность с его помощью, сейчас мне окончательно разонравилась. Нет, определенно, девчонки меня возбуждают гораздо больше. На это недоразумение у меня просто не встанет. И все же…
Я встал, подошел к нему почти вплотную. Протянул руку и снял очки.
Это была ошибка. А, может, и нет, кто знает?
Глаза у него были… особенные были глаза. Зеленые, глубокие, с длинными пушистыми ресницами. Я не знаю, как стекла очков могли настолько портить вид, но, как бы то ни было, без своих окуляров он явно был симпатичнее.
- У тебя минус? – спросил я, разглядывая очки, – сколько?
- Минус шесть, - казалось, он удивился. Ну да, я позвал его к себе разговаривать о плохом зрении.
- Завтра придешь сюда так же к шести. Но без очков. В линзах.
Он, похоже, удивился еще сильнее, потом, подумав, ответил:
- Нет.
Теперь пришла моя очередь удивляться. Я-то думал, он понял. Ну что ж... ситуацию стоило прояснить.
Я снова сел в кресло, закинул ногу на ногу. Посмотрел на него. Очки я так и не вернул, поэтому ему явно приходилось напрягаться. Впрочем, при минус шести, напрягайся не напрягайся, с такого расстояния толком ничего не увидишь.
- Давай расставим точки над и. Я знаю, из-за чего ты уехал из Льгова. Тебя застали в спортзале с другим парнем. Ты… гомосексуалист, а геев у нас не любят. В Москве – тоже. Кто бы что там не думал. Так что, если я поделюсь своими знаниями, жизнь твоя сильно изменится, и не в лучшую сторону. Это понятно?
Он помедлил, потом нехотя ответил:
- Да.
- Поэтому, мы сейчас договоримся. Ты делаешь, то, что я скажу, а я молчу про твои … интимные тайны. Согласен?
Он напрягся, и я решил добавить:
- Все, что я скажу, будет касаться только нас двоих, и третьи лица вмешивать я не стану.
Он снова задумался, потом кивнул. Очень неохотно, но ведь кивнул же? Отлично.
- Так вот, завтра ты приходишь в линзах. В школу ты по-прежнему носишь очки, а сюда одеваешь линзы, понятно?
- Нет.
- Что непонятно?
- Все понятно. Но… я не смогу.
- Почему? – мне стало даже любопытно, аллергия у него что ли?
- Потому что у меня нет денег на линзы, – ответил он просто.
Мда, такого я не ожидал. У меня самого как-то никогда таких проблем не было. Джипов я не покупал, а на мелкие расходы деньги всегда были.
Но так даже лучше.
Я встал, вышел из комнаты. Потом, вернувшись, бросил ему на колени несколько купюр.
- На. Завтра придешь в линзах.
Он поднял бумажку к самым глазам, прищурился. Нет, без очков он был гораздо симпатичнее. Можно было на линзы не заморачиваться, просто отбирать очки, у него тогда еще взгляд становился таким потеряно беззащитным… но, в мои планы не входило, чтобы он натыкался на предметы. Ладно, посмотрим.
- Ну?
- Хорошо, - ответил он тихо.
- Отлично.
Я подошел к нему. По-хорошему, начало положено, теперь его можно отпустить, пусть мучается дальше, но отпускать не хотелось.
Я протянул руку и пальцем очертил контур его губ. Губы, кстати, совершенно ничего особенного. Тонкие, еще и сухие, потрескавшиеся. Ну да, он, наверное, сегодня их все искусал, в ожидании… Он вздрогнул, но отстраняться не стал. Вот и умница. Происходящее мне нравилось все больше и больше.
Надо было как-то эффектно закончить, но в голову ничего не приходило. Я провел пальцем дальше. По скуле и к уху. Меня посетила одна идея, но пока говорить о ней было рано. Ванечка может сорваться с крючка, если сразу надавить очень сильно. А я ведь никуда не тороплюсь. В таких вещах глупо торопиться.
- Смотри на меня.
Он поднял взгляд и уставился мне в глаза. Происходящее его не радовало, но ведь так и задумывалось, верно? И это только начало.
Я отступил и снова сел в кресло.
- На сегодня все. Завтра придешь так же, в шесть. И одень что-нибудь нормальное. Что ты вечно, как чучело, ходишь?
Он молча встал, подошел к столу, наклонился, чтобы найти очки. Я смотрел, не двигаясь, и помогать ему не собирался. Наконец, он наткнулся на них, лежащих на краю стола, надел, и снова стал неприметным очкариком. Куда что девалось.
- Деньги подбери.
Он присел, чтобы поднять упавшие бумажки. Потом, не глядя на меня, пошел к двери. Закрывая за ним, я испытывал странные чувства. Удовлетворенность и недовольство одновременно. Что называется «Хорошо, но мало». Все развлечение и пятнадцати минут не заняло. Мне не хватило. И при этом я чувствовал – так надо. Если я хочу оторваться на всю катушку, не нужно форсировать события.
Следующего дня в школе я ждал, как никогда раньше. Такое нетерпение, возможно, у меня было только первого сентября в первом классе, где я его и оставил. А сейчас я снова шагал в школу с таким чувством, что меня ждет подарок. И обломался. Как и тогда. День был совершенно обычный. И чучело рядом совершенно не изменилось. Нет, Ванечка нервничал, это точно, и ждал от меня подвоха. Я проверял специально, чиркая каракули на отдельном листке. Он явно ждал, что я ему напишу. Не дождался. Но в остальном, все было как всегда. Те же уроки, местами скучные, местами интересные. Но, честно говоря, сегодня даже моя любимая физика волновала меня мало. Кстати, именно на физике я окончательно определился, что буду делать с Ванечкой.
Идея меня настолько вдохновила, что Олег Алексеевич даже удивленно спросил, чем меня так порадовало известие о грядущей лабораторной работе. Пришлось сказать, что я с детства обожал возиться с соленоидами. Физик пообещал подарить мне парочку на выпускной, если и в этом году я закончу на пятерки, но тему развивать не стал. В общем-то лабы я, и правда, любил, и он это знал.
Чучело, видимо, что-то почувствовало, поскольку насторожилось еще больше, но я перестал обращать на него внимание.
В шесть часов вечера он пришел. Я не стал выдерживать эффектную паузу и открыл дверь сразу.
Очков не было. И это снова так сильно изменило его лицо, что я даже не стал придираться к его прикиду. Он снова был одет, как попало, хоть и сменил один клетчатый мешок, считающийся рубашкой, на другой.
Я пялился на него какое-то время молча, и он снова занервничал. Но ничего не сказал. Просто прикусил губу. Дурацкая привычка.
- Идем.
Я провел его на кухню.
- Кофе свари. Умеешь?
Я снова его удивил, но он никак не прокомментировал, просто кивнул и спросил:
- А где турка?
- Турка?.. А… джезва. Джезва в левом шкафчике. Кофе внизу.
Я смотрел, как он ищет необходимое. Ощущение были странными. Сейчас, когда я не видел его глаз, он снова был просто чучелом, соседом по парте. Облезлым таким. Но я ведь собирался это менять, верно?
- Стой.
Он замер, так и не поставив джезву на огонь.
- Повернись ко мне. Рубашку сними.
Он странно посмотрел на меня. Не знаю, что он хотел передать мне взглядом, я только подумал, что все-таки линзы ему очень идут. Помедлив, он поставил джезву на стол. Но раздеваться не спешил.
- Ты меня слышал? Мне казалось, мы еще вчера договорились.
Он скривился и стал по одной расстегивать пуговицы.
Стриптизер из него был никакой. Я вживую мужского стриптиза не видел, но, по-моему, это делается как-то иначе. С другой стороны, я стриптиза и не заказывал, мне просто надо было, чтобы он снял рубашку. Кстати, про стриптиз мысль интересная, возможно... потом.
Под рубашкой обнаружилась майка. Такая же убогая, как и все остальное. Вспомнилась реклама МММ «Я не халявщик – я партнер», виденная мной в глубоком детстве. Образ алкоголика Лени Голубкова в дебильной майке отчего-то запал в память. Вот у моего Ванечки была такая же майка. Я скривился.
Он выжидающе на меня смотрел, не делая попыток раздеться дальше, а я размышлял, чего я собственно хочу. Руки у него оказались нормальные. Не хлипкие, как положено бы задроту ботанику. Вполне себе с мускулами. Правда, смешной он - руки загорелые, сам – белый. Что он, все лето в футболке проходил, не снимая?
- Майку тоже.
Ванечка снова завис, размышляя. Мне даже стало интересно, о чем это он все думает. Но спрашивать я, понятно, не стал. Молча ждал, всем своим видом показывая, что ничуть не сомневаюсь в его подчинении. Он и подчинился. А куда он денется?
- Вот теперь – займись кофе.
Он так на меня посмотрел, словно вообще забыл, зачем мы пришли на кухню, но повернулся быстро и занялся, чем сказали.
- Ты… крепкий любишь? – спросил он тихо, первый раз заговорив по своей инициативе.
У меня словно искра по телу прошла. Он, конечно, ничего такого не сказал. Но, если додумался спросить про мои предпочтения, значит, правильно понимает правила игры. То есть, все может быть еще интереснее.
- Крепкий. С корицей и сахаром. Вообще-то не с сахаром, а с карамелью, но сейчас уже поздно. В следующий раз запомни.
- Я не умею. С карамелью.
- Научишься.
Он снова замолчал. Так и стоял, отвернувшись, следя за кофе. Я смотрел на его спину. Нет, все-таки не задрот. Но и не красавчик. А бледная кожа спины по сравнению с загорелыми руками смотрелась жалко.
Я думал.
В конце концов, кофе был готов, и тут оказалось, что этот придурок сварил на одну чашку. Я объяснил ему, где находится посуда и настоял, чтобы он разлил то, что есть, на две порции. Нехватку жидкости я восполнил коньяком. Подвинул чашку к нему.
- Пей.
- Нет.
- Нет? – я размышлял, что бы такого сделать. Мне не нравилось, что он позволяет себе отказываться от чего бы то ни было. Почему-то захотелось плеснуть этим кофе на его обнаженную кожу, но я сдержался. Возможно, когда-нибудь я так и сделаю, но не сейчас. Вместо этого я просто спросил:
- Почему?
- Тетка. Запах заметит.
- Ну и что?
- Посадит под домашний арест. На неделю.
Я вспомнил Веру Григорьевну и вполне поверил. Недельный перерыв в общении в мои планы не входил, поэтому я сказал:
- Пей, у меня есть «Антиполицай». Хороший, не то дерьмо, что продают в киосках.
Он снова странно на меня посмотрел, закусил губу. И, когда я уже окончательно разозлился, все-таки взял чашку и сделал глоток.
Кофе мы пили в молчании. Честно говоря, я не особо запомнил вкус, не до того мне было. Да и с коньяком я переборщил.
Я пил и смотрел на него. А он изучал поверхность стола. Ему явно было неуютно. Хотя, на самом деле, ничего такого не происходило, в конце концов, он не девушка, чтобы стесняться топлесс, верно? А штаны я с него не снимал.
Судя по нему, эти несчастные три глотка он мог пить вечно. Я отставил чашку и встал.
- Идем.
Он, ни о чем не спрашивая, поднялся. Подхватил свое тряпье, посмотрел на меня. Глаза его ярко блестели. Коньяк на него так подействовал что ли? Или это линзы?
Я повел его в свою комнату. Он, когда понял, что мы направляемся не в гостиную, запнулся, но так ничего и не спросил.
Я подошел к шкафу. Достал одну из своих футболок, которые мы купили во Франции. Зеленую, в тон его глаз.
- На, одень. Не хочу смотреть на чучело.
Он пожал плечами, но снова без вопросов подчинился, а я офигел, насколько точно я угадал.
Футболка скрыла незагорелую кожу, оставив только руки и шею, и красиво обтянула его мышцы. Мое чучело резко стало походить на человека. Если учитывать только верхнюю часть. Только вот стрижка…
- У тебя деньги остались?
- Да.
Он дернулся, собираясь выйти. Видимо, чтобы принести мне сдачу. Как мило. Я поймал его за плечо. Он замер.
- Смотри, - я развернул его к зеркальной стенке шкафа, - на себя смотри.
Мы стояли рядом, моя рука на его плече, и смотрел он не на то, как выглядит в моей футболке, а на меня, точнее, на мою руку.
- Купи себе нормальное что-нибудь. В хорошем магазине. Джинсы купи.
Хотя, на джинсы ему, скорее всего, не хватит. Разве что, опять на какое-нибудь дерьмо с рынка.
- Хотя, нет. Тебе доверять нельзя. Вместе купим.
Я мог поделиться своими, шмоток у меня вагон. Но, в отличие от футболок, со штанами фокус не пройдет, Ванечка более тощий, да и выше меня сантиметров на пять.
Он промолчал, что, видимо, означало согласие. Все так же пялился в зеркало. Без удовольствия, просто потому, что я не отменил приказа. Робот Вертер какой-то, а не человек.
- Иди сюда, садись, - я хлопнул рукой по дивану. А сам достал шахматы, снова его удивив.
- Играть умеешь?
- Да.
Я почему-то не сомневался. Тот, кто шарит в математике, обычно и с шахматами на короткой ноге. А в математике Ванька рубил, как бог, что есть, то есть.
Математичка от него билась в оргазме. Таровский, уволенный с пьедестала, шипел, что бесполезно соревноваться с человеком, который, даже дроча, думает не о бабах, а об интегралах, и кончает, высчитав в уме очередной. А я знал, что дроча, Ванечка думает о другом. Хотя, и не о бабах, в этом Игорь был прав.
Мы сели играть в шахматы. И Ванька меня разочаровал. Ходы делал тупые, словно издевался. А я не мог понять: он мне поддается, играть не умеет, или просто думает о чем-то своем?
- У тебя комп дома есть?
- Да.
- А сеть?
Он поколебался, но кивнул.
- Дай мне мыло, я пришлю тебе вечером шахматную задачку. Завтра придешь с решением.
Он снова посмотрел на меня своими невозможными глазищами, но сейчас я прочел в них что-то странное. Не испуг, не недовольство и даже не напряжение. И удивления там не было. А что было, я так и не понял.
- Куда записать? Адрес.
- Там на столе блокнот. И шахматы собери.
Он быстро собрал фигурки, щелкнул зажимами доски. Подошел к столу. К линзам он явно пока не привык, но двигался вполне сносно. Адрес, что я потом нашел в блокноте, оказался достаточно длинным и ничего не говорящим. Не просто «VANYA12345@mail.ru». И ящик был какой-то нерусский.
- Все, свободен. Переодевайся и вали. Завтра в шесть, и не опаздывай.
Словно до этого он опаздывал. Но он не возразил.
Быстро стянул футболку, напялил свою майку-алкоголичку, рубашку. Отвернулся, чтобы заправить в штаны. Мне захотелось, заставить его повернуться и делать все медленно, но я сдержался. А вот стриптиз я от него когда-нибудь потребую. Обязательно.
Щелкнул замок, и Ванечка повернулся, превратившись снова в знакомое унылое чучело. Футболка осталась валяться на диване. Но я ничего не сказал.
Уже в дверях я вспомнил.
- Стой.
Ванька замер и снова напрягся, ожидая, что еще пришло в мою больную голову. Но все было невинно. Я вернулся к себе, нашел в ящике стола пластинку «Антиполицая» - вмешательство Веры Георгиевны в мои планы не входило – и вручил ее Ваньке. Тот взял, непонимающе покрутил в руках, потом до него дошло, он кивнул и отчалил. На сегодня развлечение закончилось.
Я вышел на балкон, посмотреть на него еще раз. Он шел, легкой походкой человека, скинувшего тяжкий груз. Это было даже красиво. Но, все-таки, какое же чучело!
Проводив его взглядом, я вернулся в комнату. Мне нужно было сделать звонок.
В школе я снова его игнорировал, к тому же сегодня нас порадовали сразу двумя контрольными. На математике, а потом на английском. Понятно, что с математикой чучело справилось быстрее всех в классе. Таровский опять проиграл их негласное соревнование. Ваньке хватило двадцати минут, чтобы решить всю эту заумь, он сдал тетрадь, и Лошадь отпустила его из класса. Таровский вышел практически следом. Но вторым. Я видел, что он злится.
Я тоже закончил раньше звонка, но пришлось помогать Воробьяниной. Слишком уж отчаянные у нее были глаза. Я знал, что Лерку били за каждую тройку.
Узнал, кстати, совершенно случайно. Как-то провожал ее домой с горой разного барахла, костюмами для сценок в КВНе. Ее мать – костюмерша в «Щуке», поэтому с костюмами и разным реквизитом у нас всегда порядок. Так вот, эта мать, изящная строгая женщина, встретила Лерку такой оплеухой, что мне пришлось ее подхватить, чтобы не упала. Оказалось, что вчера Лерка схватила две тройки и ничего не сказала родителям.
Я тогда малость прифигел, а потом стал замечать, что после каждой тройки Лерка приходила в школу в глухой водолазке или кофте. А однажды, когда она получила пару на контрольной, то просто побелела, а на следующий день в школу не явилась. В общем, с тех пор с математикой я ей помогаю. Сначала пытался объяснять, но Лерка тупая, как пробка, ну, чистый гуманитарий, так что все было без толку. Теперь просто даю списывать. Лошадь, кстати, мне кажется, замечает, но ни разу ничего не сказала. А, может, у меня просто глюки.
С английским у чучела были проблемы. Но ему я не давал списать принципиально. С какой это стати? Но, если честно, мне всегда казалось, что он откажется. Или нет? Хотя, деньги он у меня взял и даже спасибо не сказал.
В общем, чучело корпело над своим заданием - я краем глаза успел заметить пару ошибок - а я делал свое.
Нам с Таровским всегда давали индивидуальные. Под предлогом того, что мы знаем английский лучше всех. В общем-то, мы и знали, попробуй тут не знать. Над каждой ошибкой Ольга Андреевна проливала столько яда, что я удивлен, что мы до сих пор еще живы. А словом англичанка владела. Русским тоже. Так что и я, и Игорь, как могли избегали ее персонального внимания. А это было возможно, только если все сделано идеально. Тогда она просто цедила: «Пять». Без комментариев.
Потом я узнал, что мой отец ей платит. Не за то, чтобы не приставала, наоборот, чтобы придиралась сильнее. Нормально, да? Любящие родители должны как-то облегчать жизнь своим детям, а тут…
Но в этот раз мне было в кайф. Может, задание было простое, а, может, просто попало под настроение, но я успел все сделать и обнаружить у чучела еще две ошибки. О которых, конечно же, ничего не сказал.
Потом уже, идя домой, я подумал, что туплю. Ведь если тетка придирается к Ванькиным оценкам, то надо было ему помочь. Мне-то нужно, чтобы он все свое свободное время думал обо мне, я и задачку шахматную ему скинул только для этого. Чтобы сидел и ломал над ней голову, вместо того чтобы пялится в телевизор, или что он там делает. Хотя, Вера Григорьевна человек умный, должна понимать, что со льговской подготовкой Ванькин английский не катит в любом случае.
Ванька пришел вовремя. По-прежнему в виде чучела. Но сегодня меня это не смутило. Я дождался, пока он снимет куртку и разуется, и повел его в гостиную.
- Сядь… значит так. Сейчас придет мастер. Сделаем тебе стрижку.
Ванька вскинул глаза, помотал головой.
- Нет.
- Что значит «нет»?
- Я не хочу.
- Меня не волнует. Я хочу. Надоело терпеть рядом такое убожество. Самому не противно?
- Нет.
- А мне – противно. Не бойся, больно не будет.
Ванька закусил губу. Ого, я увидел злость в этих глазах, я, правда, ее увидел.
- Мне кажется, - сказал он тихо, подбирая слова, - ты переходишь границы. Так нельзя.
Ну, я-то знал, что я еще даже не приблизился к границам. Подумаешь, волосы. Во-первых, отрастут. Во-вторых, я собирался от Ванечки требовать нечто гораздо большее, чем просто сменить стрижку на что-то приличное.
Я подошел к нему вплотную. Злость из его глаз исчезла, сменившись тем самым непонятным для меня выражением.
- Слушай, Котовский, ты плохо понял? Здесь я решаю, что можно, а что нельзя. И ты сейчас тихо сядешь и заткнешься. А когда придет мастер, будешь с энтузиазмом участвовать в процессе. И ни одной недовольной рожи. А если тебя что-то не устраивает, можешь идти отсюда прямо сейчас, но обещаю, что с завтрашнего дня все будут в курсе, какого черта ты приперся из своего занюханного Льгова… это понятно?
Я шел ва-банк. Бунт следовало подавить в зародыше. Никаких других инструментов давления у меня не было. Только тайна, раскрывать которую мне самому уже не хотелось. Мне не нужны были унижение и травля Ваньки, это все не то. Я хотел, чтобы он подчинялся мне, делал то, что я требую, нравится ему это или нет. Но если бы он сейчас просто ушел, я не знаю, что делал бы дальше.
Но он не ушел. Просто стоял и молчал. А потом опустил взгляд. Первым. И тихо сел обратно на диван.
- Вот и молодец, - я очень старался не показать облегчения, только превосходство. – Задачку сделал?
Он кивнул, разглядывая свои переплетенные пальцы.
Я сходил за доской, расставил фигуры.
- Покажи.
Задачка была не из самых простых, но и не гроссмейстерский уровень. Я так и думал, что Ванечка придурялся вчера. Надо будет придумать, как наказывать его в таких случаях. Он показал одно из двух возможных решений, более изящное, кстати. Я сказал, что есть еще одно, и заставил искать прямо сейчас. Но он не успел, пришла Лиза.
Лиза – наш семейный стилист. Совершенно потрясающая девушка. Я даже немножко влюблен, но тут сразу понятно, что мне не светит, а попадать в глупое положение я не люблю, так что держу себя в руках, разумеется. Но каждый раз, когда ее руки колдуют над моими волосами… это… круто. Сейчас эта радость предстояла Ваньке. А он, идиот, кочевряжился.
Я по-быстрому объяснил, чего хочу. Сказал, что Ванька стеснительный, и сам не знает, как лучше, а стрижка – мой подарок на его день рождения. Она кивнула и некоторое время рассматривала его с разных сторон. Я уточнил, что прическа должна быть ассиметричной и прикрывать одно ухо, правое. И не требовать особой укладки. Чтобы пальцами пригладить волосы, и нормально. Остальное – на ее вкус.
Ванька безропотно разделся до пояса и отправился с Лизой мыть голову. Сегодня этой ужасной майки на нем не было. Пока она делала стрижку, я сидел тут же в гостиной, делал вид, что читаю учебник, а на самом деле наблюдал за Лизой. Она, мне кажется, чувствовала, но совсем не возражала.
Ванька вел себя вполне сносно. Даже пару раз что-то ответил ей и улыбнулся на шутку. В общем – почти идиллия. Когда она закончила и отошла от Ванечки, я просто офигел. Нет, я, реально, в каплю выпал. Прическа действительно меняет человека, а Лиза была супер профи, я и раньше это знал. Но все-таки… нет, красивым он не стал, куда ему. Но, блин, и чучела больше не было. Даже когда он натянул свою рубашку. Она теперь как-то, ну… не имела значения, что ли. Черты лица неуловимо изменились. Вроде, все тоже самое, но совсем не то. Ему, похоже, тоже понравилось. Он все оглядывался на зеркало. И его «Спасибо» прозвучало вполне искренне.
Когда Лиза ушла, я заставил Ваньку убрать все ошметки волос, и вновь надеть мою футболку. Потом он варил нам кофе, а я смотрел на аккуратно выстриженный затылок, на плечи и спину. Картину портили только штаны, висевшие на нем, как попало, но сейчас мне было пофиг.
- Глеб, - вдруг сказал он, первый раз назвав меня по имени, - чего ты добиваешься?
Трудный вопрос. Теоретически я представлял, чего хочу в итоге, хоть и несколько расплывчато… но говорить ему об этом не собирался.
- Тебе нравится твоя новая прическа?
- Да, – не стал он врать, - но ты мне не фея-крестная, чего ты хочешь? Зачем все это?
- Я собираюсь с тобой общаться, - пожал я плечами, - а то, как ты выглядел, меня не устраивало. Сейчас – лучше.
Он повернулся и посмотрел на меня.
- Теперь ты удовлетворен?
Сегодня он на редкость разговорчив. Интересно, что причиной: стрижка или разговор по душам до нее?
- Еще нет. Завтра возьму тебе абонемент в солярий. С детства ненавижу зебр.
- Что-то еще?
- Посмотрим.
Он отвернулся и снова занялся кофе.
Мы пили его в абсолютном молчании. Ванька разглядывал чашку, я – Ваньку. Мне все больше и больше нравилось то, что из него получается, я чувствовал себя Пигмалионом. Жил себе никому не нужный ботан, второй раз не взглянешь, а сейчас ведь совсем другое дело. Кстати, кто-то взглянул второй раз, еще там, во Льгове.
- Расскажи, как это было? – я, конечно, слышал все от Сашки, но, скорее всего, половину он просто придумал, ну и, в любом случае, услышать рассказ от непосредственного участника - это же совсем другое дело, верно?
- Что? – взгляд он так и не поднял.
- Там, в спортзале… как вы вообще познакомились, как... ну, ты понял… что…
Я отчего-то стал заикаться и разозлился сам на себя, поэтому закончил вполне связно:
- И вообще, как ты понял, что тебя привлекают парни?
Он поднял глаза, посмотрел на меня, явно что-то решая. Потом пожал плечами. И вдруг резко поменялся. Не знаю, как объяснить. Голос изменился, поза. Чуть-чуть, но… все тоже самое, но совсем не то. Словно происходящее перестало его напрягать.
- Не знаю, как-то сразу понял. А, может, всегда знал. Ты же как-то знаешь, что тебе нравятся девушки. И я вот так же.
- Сравнил…
Он пропустил мою реплику мимо ушей, продолжая рассказывать. Свободно, без напряжения. И без дополнительных пинков. Как провожал глазами красивых парней, как один из них, Артем Сидоров, стал это явно замечать, но вместо того, чтобы набить морду или другим образом выяснить отношения, просто улыбался. Как однажды в феврале они столкнулись в пустом коридоре, вечером, после уроков, и кончилось все поцелуями…
Он так это рассказывал, что я понял две вещи. Вещь первая: он совершенно ничего не стыдится. Из того, что там у него было. И от этого было странно... Немного жутко, я бы сказал. И классно одновременно. Как в параллельный мир заглядываешь. И вещь вторая… давно пора найти себе девчонку. Что-то я слишком торможу с этим.
Я посмотрел на часы. Почти восемь.
Чуче... Ванечка все рассказывал. Оказалось, это был не просто передерг в спортзале, а целый роман… Продолжение »
